Герман Гессе. Ода деревьям

Деревья это храмы. Тот, кто знает, как говорить с ними, и умеет слышать их, – сможет постичь истину. Они не проповедуют учений или заповедей, – минуя околичности они наставляют в древнем законе жизни.

ОДА ДЕРЕВЬЯМ

Я всегда видел в деревьях самых проникновенных наставителей. Чту их, когда они собраны в племена и семьи – леса и рощи. Но почтенней для меня те, что стоят особо. Одиночками. Не отшельниками, укрывшимися от мира вследствие слабости, а великими одиночками, как Бетховен или Ницше. Мир шумит в их высоких ветвях, их корни погружены в бескрайнее, но от этого они не теряют себя, – напротив, со всем жаром своих жизней они борются за то, чтобы отстроить себя в согласии с собственным законом, отлить себя в свою собственную, вполне выразительную, форму.

Нет ничего священней и ничего образцовей красивого, крепкого дерева.

Когда дерево спилено и обращена солнцу его смертельная нагая рана, на испещрённом светлом диске ствола читается вся его история: в годовых кольцах, этих пульсациях, достоверно запечатлелась вся борьба и всё страдание, вся болезнь и весь успех, трудные и тучные годы, отражённые атаки и выстоянные бури. Всякий крестьянский мальчишка знает: у твердейшей и благороднейшей древесины наиболее узкие кольца, а самые несокрушимые и стойкие – идеальные – деревья растут высоко в горах, среди непрестанной опасности.

Деревья это храмы. Тот, кто знает, как говорить с ними, и умеет слышать их, – сможет постичь истину. Они не проповедуют учений или заповедей, – минуя околичности они наставляют в древнем законе жизни.

Дерево говорит: «во мне спрятана суть, искра, я – жизнь от жизни предвечной. Попытка и риск, предпринятые во мне вечной матерью, так же неповторимы, как неповторим узор вен в моей плоти, легчайший трепет листвы на моих ветвях, мельчайшая складка на моей коре. Я рождено, чтобы своими малейшими особенностями оформить и проявить вечное.»

Дерево говорит: «моя сила в доверии. Я не знаю о моих родителях ничего, ничего не ведаю о тысячах детей, рассеивающихся от меня ежегодно. Я лишь проживаю до конца тайну моего семени и больше меня ничто не заботит. Я верю, что во мне Бог. Верю, что труд мой свят. Этой верой я живо.»

Когда мы ранены и больше не в силах сносить жизнь, тогда у дерева найдётся, что сказать нам: «Успокойся! Остановись! Взгляни на меня! Жизнь не проста и не трудна. То – детские мысли. Предоставь Богу говорить в тебе и в твоих мыслях взрастёт тишина. Ты теперь в страсти оттого, что дорога уводит тебя от матери и дома. Но каждый шаг и каждый день тебя ведут к ним вновь. Дом никогда не здесь и не там. Дом – или внутри, или его нет вообще нигде.»

Жажда скитаний рвёт моё сердце, когда слышу вечерний шелест деревьев на ветру. Тому, кто в тишине впивает его долгое время, раскрывается суть и подоплёка этой жажды. Она не столько о побеге от страданий, хотя так и может казаться. Эта жажда – о доме, о связи с матерью, о новых метаморфозах жизни. Она ведёт домой. Каждая дорога ведёт обратно, каждый шаг – рождение, каждый шаг – смерть, и каждая могила – мать.

Вот о чём шелестит дерево, пока мы стоим, смущёные своими детскими мыслями: что размеренны у деревьев и думы, и вдох, и отдохновение, – ведь их жизнь дольше нашей. Что мысли их глубоки как и тайные пути их корней, что дух их чист, как небеса, к которым протянуты их ветви. Что они мудрей нас ровно настолько, насколько мы не слышим их... Но стоит лишь нам научиться их слышать, как мимолётность, живость и детская непосредственность наших мыслей достигают несравненной радости. Постигший, как слушать деревья, уже не хочет быть деревом. Он хочет быть ничем иным, как самим собой. Вот он – дом. Вот – счастье.

«Ода Деревьям» включена в «Скитания: заметки и наброски» Германа Гессе, опубликованные в 1920 году после попечения о пленных Первой мировой и испытания многочисленных семейных утрат и конфликтов.

Ода деревьям

Герман Гессе

Перевод: sergey.stoyan

Герман Гессе. Терраса Хилл, 1926 г., акварель, графит и карандаш, 31,2 х 23,7 см

Hermann Hesse about Trees

“For me, trees have always been the most penetrating preachers. I revere them when they live in tribes and families, in forests and groves. And even more I revere them when they stand alone. They are like lonely persons. Not like hermits who have stolen away out of some weakness, but like great, solitary men, like Beethoven and Nietzsche. In their highest boughs the world rustles, their roots rest in infinity; but they do not lose themselves there, they struggle with all the force of their lives for one thing only: to fulfill themselves according to their own laws, to build up their own form, to represent themselves. Nothing is holier, nothing is more exemplary than a beautiful, strong tree. When a tree is cut down and reveals its naked death-wound to the sun, one can read its whole history in the luminous, inscribed disk of its trunk: in the rings of its years, its scars, all the struggle, all the suffering, all the sickness, all the happiness and prosperity stand truly written, the narrow years and the luxurious years, the attacks withstood, the storms endured. And every young farmboy knows that the hardest and nobleest wood has the narrowest rings, that high on the mountains and in continuing danger the most indestructible, the strongest, the ideal trees grow.

“Trees are sanctuaries. Whoever knows how to speak to them, whoever knows how to listen to them, can learn the truth. They do not preach learning and precepts, they preach, undeterred by particulars, the ancient law of life.

“A tree says: A kernel is hidden in me, a spark, a thought, I am life from eternal life. The attempt and the risk that the eternal mother took with me is unique, unique the form and veins of my skin, unique the smallest play of leaves in my branches and the smallest scar on my bark. I was made to form and reveal the eternal in my smallest special detail.

“A tree says: My strength is trust. I know nothing about my fathers, I know nothing about the thousand children that every year spring out of me. I live out the secret of my seed to the very end, and I care for nothing else. I trust that God is in me. I trust that my labor is holy. Out of this trust I live.

“When we are stricken and cannot bear our lives any longer, then a tree has something to say to us: Be still! Be still! Look at me! Life is not easy, life is not difficult. Those are childish thoughts. Let God speak within you, and your thoughts will grow silent. You are anxious because your path leads away from mother and home. But every step and every day lead you back again to the mother. Home is neither here nor there. Home is within you, or home is nowhere at all.

“A longing to wander tears my heart when I hear trees rustling in the wind at evening. If one listens to them silently for a long time, this longing reveals its kernel, its meaning. It is not so much a matter of escaping from one’s suffering, though it may seem to be so. It is a longing for home, for a memory of the mother, for new metaphors for life. It leads home. Every path leads homeward, every step is birth, every step is death, every grave is mother.

“So the tree rustles in the evening, when we stand uneasy before our own childish thoughts. Trees have long thoughts, long-breathing and restful, just as they have longer lives than ours. They are wiser than we are, as long as we do not listen to them. But when we have learned how to listen to trees, then the brevity and the quickness and the childlike hastiness of our thoughts achieve an incomparable joy. Whoever has learned how to listen to trees no longer wants to be a tree. He wants to be nothing except what he is. That is home. That is happiness.”

Источник: 

Иллюстрации: акварели Германа Гессе.  Сохранилось около трех тысяч акварельных работ Германа Гессе. 

• «В один прекрасный день я открыл для себя совсем новую радость. Уже в сорокалетнем возрасте я начал рисовать. Не то чтобы я вдруг счел себя художником или захотел таковым стать. Но рисовать — это чудо, это доставляет много радости и делает тебя более терпимым. И пальцы у тебя потом не черные, как после писания, а красные и синие» 

Обратиться к живописи Герману Гессе посоветовал основоположник психоанализа Карл Густав Юнг, предложивший уже известному к тому времени писателю зарисовывать свои мысли на бумаге.

• «В моих книгах зачастую не обнаруживается общепринятого респекта перед действительностью, а когда я занимаюсь живописью, у деревьев есть лица, домики смеются, или пляшут, или плачут, но вот какое дерево — груша, а какое — каштан, не часто удается распознать. Этот упрек я принимаю. Должен сознаться, что и собственная моя жизнь весьма часто предстает предо мною точь-в-точь как сказка, по временам я вижу и ощущаю внешний мир в таком согласии, в таком созвучии с моей душой, которое могу назвать только магическим»

Из эссе «Краткое жизнеописание», 1925

Похожие сообщения в рубриках: